Смити появился на свет крепеньким, белоснежно-белым щенком бультерьера...
Как вообще рождается текст? Откуда?
Немного про закулису волшебства.

Нет, это не голоса в голове. День психического здоровья писатели празднуют вместе с большинством человечества. Стоп... Или с меньшинством? Или не празднуют? Если увижу живого писателя, спрошу.
Есть, конечно, исключения, психопаты, перелюбленные инфантилы или, наоборот, недополучившие в детстве любви, есть взрослые травмы, но таких от огромного общего числа писателей мало, и они, как правило, растворяются до того, как стать известными.
Итак... У писателя идёт обычная жизнь, с мелкими (или крупными) бытовыми проблемами, скучными подсчётами остатков денег, возможно, с домашними заданиями детей, вниканием уже в их трудности и этапы взросления, тяжёлая (или кому как повезёт) работа, увлекательнейшее общение своих тараканов с тараканами спутника жизни... Рутина, более-менее, как у всех, в лучшем случае - не хуже.
И тут внезапно писатель видит собаку. Белого бультерьера. Мальчика. Красивая яйцевидная голова, треугольные глазки, мускулистые лапы, широкая грудь... Нет, на самом деле, писатель видит его только в своём воображении. Откуда он пришёл, не ясно, но теперь всё, работа делается спустя рукава, уроки проверяются на тяп-ляп, спутник жизни слушается вполуха, а вилка проносится мимо рта, хорошо, если не в глаз.
Писатель откуда-то точно знает, как зовут пёсика, кто были его родители. Видит, как немного подросшего щенка забрали от матери и продали первому хозяину, который Смити дрессировал и готовил на выставку собак, а тот лизал хозяина в нос.
Писателя отвлекают повседневные дела, он ещё не написал ни строчки, торопится, но уже знает, что окрепшего Смити украли злодеи, увезли в какое-то страшное место и стали готовить к собачьим боям.
А записать это всё нет времени. Всякие важные бумаги по работе не заполнены, телефон звонит ежеминутно, а писатель раздувает ноздри, и резкий запах неухоженных собачьих клеток и пёсий вой проникает прямо в мозг. Клыки клацают, бойцовские собаки дерутся, льётся кровь, плохие люди орут - и ужас отражается на лице писателя, даже, если он сидит в чистеньком современном офисе на серьёзных переговорах.
А наш бультерьер-то, Смити, молодец. Смог сбежать. Вид грязной собаки с плохой репутацией, улепётывающей неведомо куда, никак не обрадовал пересічних громадян, и удирать пришлось в том числе от полиции.
Писатель задумался, не скормить ли голодному Смити по пути кошку, но подумал, что тут его и бросят читать кошатницы, и ограничился голубем.
Потом наш (уже - наш!) пёсик пробрался зайцем на корабль, и приплыл куда-то на далёкий север, питаясь найденным в трюме чем-то аппетитным. Что пёс всё долгое путешествие пил, писателю помешал придумать телефонный звонок.
Там, на севере, в снегах, Смити чуть не замёрз насмерть, но отогрелся в суровой джеклондонской палатке охотников на тюленей. Пригрелся, прижился, рычал на чужаков, спас новых друзей при опасности, в общем, весь набор приключенческой истории. Почему и зачем эта сцена появилась в сочинительской голове, ясно не до конца. Что-то из другого рассказа, наверное.
Потом писателю видится прекрасная история про возвращение нашей собаки домой, туда, где история начиналась, какая-то красивая любовная история (какой-нибудь литературный штамп, экстраполированный на собачью жизнь, сойдёт). Ну и щенки, хеппи энд.
В этот миг писатель будто бы выныривает из глубин на поверхность, перестаёт мечтательно улыбаться и замечает, что стоит в пробке, светофор показывает зелёный свет, и другие водители ему кричат слова, которые писатель потом вставит в описание бесноватых зрителей схватки его Смити и грозного стаффорда. То, что сам писатель когда-то придушил чужого огромного пса-терьера, напавшего на его собаку, в рассказ не войдёт, ибо кто в такое поверит, нужно ведь и меру знать.
Теперь основное - это найти час- полтора времени, чтобы это всё излить чёрным по белому. Подойдёт бумага, ноутбук, рабочий компьютер без кириллицы, гугл-транслейт, тыканье пальцем в экранчик телефона, гусиное перо... Главное - найти этот часик-другой, весьма желательно, не воруя это время у близких.
Потом писатель недовольно перечитывает творение, всё не нравится, что-то правит, чему-то улыбается, пытается понять, как будут читать критически настроенные вечные критики, добавляет только ему, писателю, понятные крючочки и интонации, акценты, полутона и слои повествования, отпечатки пальцев, приветы из прошлого и понятные голоса крови...
Потом текст должен идти своей дорогой, к читателю. Это у кого как: в журнал, к знакомому издателю с нижайшим поклоном, к литературному агенту, заказом миллионного тиража в британскую типографию (каждый писатель немного фантаст), постом на фейсбук и т. д.
И всё, текст писателю больше не принадлежит, он - сам по себе, а писатель, сбросивший груз и довольный от разрядки - сам по себе, с обычными бытовыми проблемами и заботами.
Делая свои дела, например, ужиная и ведя светскую беседу, писатель правой ногой чувствует тепло уютно свернувшегося рядом белого бультерьера Смити.
Его вроде бы на самом деле и нет, но писатель о нём написал, и теперь читатели, которые ранее только морщили носы при виде бультерьеров, боялись их, презирали, называли афганскими крысами, эти же самые люди немного по-другому, с удивлением, смотрят на эту интересную породу, так как узнали о её характере много нового.
А Смити будет лежать, смотреть азиатскими глазами цвета крепкого чая по сторонам, и улыбаться.
#LiterLG