Вы любите какао по утрам? Достать молоко, поставить на огонь, добавить порошок какао, медленно помешивать, вдыхать аромат? Да почти все любят, и дети, и взрослые. А потом разлить восхитительного неповторимого цвета
дымящийся напиток по чашкам и наслаждаться вкусом...

Можно ли возненавидеть какао? Можно ли при одном упоминании о нём вздрагивать и покрываться холодным липким потом от ужаса?

Можно.
…
Балтийское море, Эстония, город Пярну. Да как сказать город, городок.
Широкий пляж, милые маленькие домики, десятки уютных кафе, гостиницы —
всё, что нужно для отдыха многочисленных престарелых туристов. Три часа на
юг — и ты уже в Риге. Хорошо в Ригу ехать, с одной стороны бирюзовое море, с
другой лес. Красиво. Хочешь, в лес сверни, там свой мир, птички поют, только
везде старые заросшие рвы какие-то, хочешь, к морю подойди, купайся. Раньше
железная дорога шла, но уже давно рельсы сняли, только насыпь осталась.
Скоро, говорят, снова рельсы положат, и соединит чудо-дорога далёкий город
Берлин с самим Таллинном. Поговаривают, что дальше поезд и через море до
Хельсинки доедет, но где это видано, чтобы поезда по морю плыли?
Зима в этом году началась рано, в самом начале ноября все замело снегом,
он то подтаивал, то подмерзал, потом снова крыши домов покрывались белой
пушистой шапкой. Это субботнее утро было безоблачным, солнце рассыпалось
разноцветными искрами на сосульках, в домах начинали потрескивать дрова в
каминах, многодетные эстонские мамы в шелестящих лыжных костюмах
выводили одетых в яркие зимние комбинезоны детей кататься на санках, а
почтенного возраста матроны с очень серьёзными лицами, опираясь на лыжные
палки, шли кто в аптеку, кто в магазин, кто покупать лотерейный билет, а кто
просто испытать судьбу и крепость собственных костей на скользких тротуарах.
В кафе стоял божественный запах свежей выпечки. Печь булки в Эстонии
умеют и любят. Мы заняли столик у окна, заказали какао и разных
хлебобулочных изделий в объёме несколько большем, чем требовала бы забота
о сохранении стройной талии, и начали ленивую несерьёзную беседу, как к
тому и предрасполагала обстановка. Обсудили сидящих за два столика от
нас справа четверых эстонских бабушек, что-то оживлённо и одновременно
обсуждавшими, их седые головы были поразительно похожими друг на друга.
Обсудили девочек-подростков слева с длинными прямыми светлыми волосами,

что-то печатавших в телефонах, пройдет лет пятьдесят, и они превратятся в
таких же немолодых «проуа», дам. Вошла компания немецких туристов, дом
престарелых на гастролях. Эти шумнее, умеют хохотать, да и мужчин больше. С
ними в кафе ворвался не только свежий морозный воздух, но и чувство жажды
жизни, желание прожить последние годы ярко и весело.
- Ости? - совсем некорректно принялись мы их обсуждать. Да нет, что ты,
лица не те, ГДР уже много лет, как нет, но жителей восточной Германии всё еще
можно отличить, хоть они сами и доказывают обратное. Акцент не баварский,
не австрийский, и, слава Богу, не швейцарский. На гамбургских селёдкоедов
тоже не похожи. Язык — услада для саксофила, чистый хохдойч как из радио,
неужели Ганновер? Потом также вполголоса мы обсудили медицинскую
историю каждого их них, вон тому поменяли тазобедренный сустав, вон той, и
вон той — коленный, у того недавно была сломана рука, вот тот мучается
простатой, а вон у той — онкология, а вон то-вот образование кожи на виске,
нет, слева, надо бы проверить, этот предположительно принимает такие
препараты, а вот она, например, такие... Потом быстренько набросали
социальные портреты каждого, их роли в этом коллективе, кто кому нравится,
кто кого терпеть не может, кто лидер, кто на эту роль претендует... Не судите
любопытство строго, городок маленький, событий нет, не всё ж нам в финскую
и шведскую речь вслушиваться.
Один из немцев, высокий и прямой, как палка, первым подошел к стойке
и обратился по-эстонски. Девка-продавец с малиновыми космами волос ни
чуточки не удивилась, мол, видала я тут разных, приняла заказ и удалилась
куда-то в пахнущие ванилью недра булочной. А дед развернулся через плечо и
направился прямо к нам. Его компания продолжала что-то обсуждать,
рассаживаясь по местам, возле них из-под земли выросла официантка.
- Разрешите? Или, судя по вашему фрикативному «ге», дозвольте? -
обратился к нам на русском языке похожий на старого профессора Крышеня из
нашей прошлой жизни странный дед.
- Вы, наверное, единственный в своём роде профессор-консультант? -
попытались мы спрятать свою растерянность за язвительной вежливостью.
Старик то ли не понял, о чём мы, то ли не подал виду, поизучал нас
колючими глазами из-под густых бровей, достойных Шона Коннери, чему-то
своему улыбнулся, и медленно сел на скрипнувший свободный стул за наш
столик.
- Вы позволите, - спросил он, устраиваясь поудобнее.
- Вы уже сели.
Помолчали.
- Скучно вам здесь, да? - спросил он.

- Да.
- Прячетесь?
- Нет. Мы начинаем сердиться.
Он пропустил замечание мимо ушей.
- Какао пьёте?
Моложавая смешливая фрау лет семидесяти с красивыми чёрными
глазами окликнула по-немецки нашего старика, назвав его Карл, и спросила,
заказать ли его любимый чай. Он ответил ей, что пока нет, Эстер, закажет сам и
попозже. Она, видимо, полностью была удовлетворена ответом и продолжала
беззаботно щебетать со своими подругами.
- Итак, вас зовут Карл? - спросил я.
- Да. Карл Фридрих Иероним.
- … фон Мюнхгаузен?
Дед прищурил на нас глаз, помолчал, и потом вымолвил: За много лет вы
первые об этом спросили, хотя это и очевидно. Мы с вами, видимо, одни книги
в детстве читали.
- Так что какао? - запасы терпения у моей спутницы заканчивались.
Карл посмотрел в окно, взгляд его затуманился, мыслями он унёсся куда-
то далеко-далеко... Потом начал говорить.
- Мне девяносто два года. Родился я здесь, в Пернау, или Пярну. Красивый
город... Дом наш ещё стоит, там гостиница теперь. У меня даже собственный
гувернёр был. К шестнадцати годам я свободно разговаривал на пяти языках. И
ещё на трёх мог кое-как читать. Потом пришли большевики. Родители мои
умерли до этого, я кое-как прожил до лета сорок первого, когда пришли немцы.
Они казались намного меньшим злом поначалу. Мы как-то проспали в Эстонии
весь тот ужас и идиотизм, которые наполняли головы в Германии с тридцать
третьего года. Никто не верил здесь в кровожадные речи, расистские теории.
Все помнили прекрасных милых бюргеров, ещё довоенных. Мне уже было
семнадцать, я вступил в «Омакайтсе», что-то вроде гражданской обороны. Мы,
эстонцы, очень обязательные и исполнительные люди. Но сначала пришёл
приказ арестовать всех цыган. Потом их расстрелять и закопать в лесу. Здесь
много лесов, в них копали рвы, стреляли и закапывали. Потом пришел приказ
арестовать всех евреев. Их арестовали летом, содержали в синагоге, полторы
сотни человек. Пярну город маленький, все всех знают, не спрячешься, донесут.
Мужчин через месяц отделили, увезли и убили. В сентябре женщин увезли в
лес. Закопали. Остались дети. Тридцать шесть детей...
- Сейчас вы скажете, что просто выполняли приказ? - холодно с металлом
в голосе спросила моя спутница.

- Вы лично про меня спрашиваете? Я был молод и горяч. Ещё в июле, не
веря своим глазам, попытался остановить это безумие, но, похоже, я был в этом
желании одинок. Сначала попал на гауптвахту, потом ещё раз. Попытался
сбежать, получил пулю в грудь. В ноябре сорок первого был как раз в больнице
Пярну. Потом должен был состояться суд. Так вот те дети... Уже был ноябрь,
такой же, как сейчас, холодный. Состояние детей было ужасное, они уже пять
месяцев не видели нормальной еды, у них практически не было тёплых вещей,
а на запрос, что с ними делать, пришёл ответ, что еврейский вопрос на все
территории генерального комиссариата Эстланд должен быть решён
окончательно. В тот день мой охранник в больнице задремал, я смог придушить
его, и выбрался на свободу. А детям сварили какао. Изголодавшиеся замерзшие
дети выпили его... И умерли. Какао варилось с крысиным ядом. Тридцать шесть
детей были отравлены. Чудом я смог спасти одну двухлетнюю девочку. Она
была настолько слаба, что не смогла выпить и глотка, её оставили лежать у
стены, пока занимались другими. У меня было мало времени, ибо скоро
должны были заметить моё бегство, но вопреки всякой логике я поднял девочку
на руки и вынес за пределы этого страшного места. Вот с тех пор ровно
семьдесят пять лет я и не пью какао. Мне сразу слышится плач детей.
За столом повисла пауза.
- Нет, Карл, что-то было не так, как вы рассказываете. Как вы прошли
охрану и выбрались из города? Как вообще выжили потом?
- Я был умный, наглый и осторожный. Это очень долго рассказывать. Да и
это не очень интересно.
Дед посмотрел в окно, где высоко-высоко в небе чёрные тучи боролись с
ярким солнцем, как бывает только в ноябре на Балтике, и продолжил.
- Если буду рассказывать всё, что пережил, то это очень надолго. Скажу
только, что приезжал сюда, в Пярну, в девяносто первом и в две тысячи первом.
Теперь настала моя очередь прищуриться.
- В сентябре 2001?
- Да, - заинтересованно ответил дед.
- Девятого? То есть, наверное, шестого сентября?
- Пятого.
- Ну конечно! В те дни в Пярну от отравления метиловым спиртом
погибли шестьдесят восемь человек, а ещё сорок ослепли! Но следствие же
было проведено, полностью и досконально выяснено, кто воровал эти бочки с
метиловым спиртом, кто готовил водку, кто продавал её!
- Да, всё правильно, - спокойно ответил дед Карл. Только почему-то
никому не пришло в голову, что в 2001 исполнилось ровно пятьдесят лет с тех
ужасных событий в Пярнусской синагоге. Может, не все отравились водкой, а

кто-то и какао с крысиным ядом? Погибших было так много, что могли и не
распознать. Всё бывает.
- А та девочка? Тогда, в сорок первом, умерла?
- Выжила. Она начала пить воду, потом понемногу есть. Конечно, сложно
было идти из Пярну в Ригу пешком, когда у тебя только недавно была
прострелена грудь, а на руках ребёнок, которого надо греть и кормить, и при
этом не попадаться на глаза людям. Но мне было всего семнадцать, в этом
возрасте способен на многое... Дальше было проще, мне помог один
францисканец, переправил девочку в Германию, потом в Италию, определил в
приют. Снова я её увидел только через пятнадцать лет. Она выросла в
настоящую красавицу, ничего не знает о своём прошлом. Да что там говорить,
вон она, - и дед показал через спину на фрау Эстер, которая смеялась в своём
кругу немецких туристов. От смеха она закашлялась, и её хлопали по спине.
Мы посмотрели на неё уже другими глазами.
- А почему вы нам об этом рассказали?
- В вас тоже есть какая-то тайна. Вы не похожи на супругов, - добавил
дед. Больше на брата и сестру. Скорее всего...
- Если вы продолжите, то тоже отравитесь какао, - отрезала моя спутница.
Карл улыбнулся, сказал, что не ошибся в нас, встал из-за стола,
выпрямившись во весь свой двухметровый рост, кивнул нам, и отправился к
своим немецким туристам. Эстер поправила ему шарфик, они уже собирались и
шумно двигались к выходу. Все наши задания и занятия, ещё вчера казавшиеся
важными, теперь будто потускли и поблекли. Мы проводили их взглядом. На
столе стояли давно остывшие две чашки какао. Я спросил:
- Кофе?

13.11.2016, Pärnu, Estonia
Пярну, Эстония, 13 ноября 2016.