Глеб Лукинов

 

Если продолжать любое

произведение, оно

неизбежно закончится

смертью.

Э. Хемингуэй.

 

 

 

                                Раз и навсегда

                                ==============

 

 

 

        Я никогда не верил в ностальгию. Еще в юности, посмотрев фильм "Окно в Париж",  я  понял  лживость фраз вроде "Эх, на Родину бы, к берёзкам...". Ни к каким  березкам,  ёлочкам  и  прочим  кактусам тяги у меня не было. Я прожил в Париже  год, наслаждаясь жизнью и свободой. Люцерна действительно была великой и манящей. Как у Дюма. Как у Гюго. Как у Эжена Сю.

        Закинув  в  первый  же  день  вещи в гостиницу, я отправился гулять по городу.

 

                                    * * *

 

        Прелесть  русского  языка  в  том,  что тремя известными буквами можно передать  всю  гамму  человеческих чувств. По крайней мере, некоторым удается. Это я понял, проходя мимо ресторанчика, из которого какой-то человек выпихивал троих  рослых  официантов и заплетающимся языком материл их на хорошем русском языке. Осознав мощь противника, один официант, взвизгнув на французском фразу, в  которой  я  уловил  слово  "Полиция",  ринулся  по  улице  бежать  явно  за вышеозначенными полицаями. Когда он пробегал мимо меня, я незаметно сделал ему подножку,  и  он  тотчас  растянулся на брусчатке, сильно стукнувшись головой.

Дёрнувшись, он затих. Я пощупал шею - пульс есть, жить будет.  Ухмыльнувшись, я направился  в  ресторанчик.  К тому времени оба оставшихся официанта, грамотно выключенные,  валялись  на  полу,  а  здоровяк  русский как ни в чём ни бывало усаживался за свой стоик. Я проследовал к нему.

 

                                    * * *

 

        Уже  час  мы  пили  неизвестно  за  что  в соседнем парке спионеренный коньяк.  Приканчивая третью бутылку, мы что-то такое пели и хлопали друг друга по  плечам.  Вдруг, узрев замаячивший на горизонте патруль, Ваня (а именно так звали  моего нового собу... знакомого) пробормотал что-то невразумительное, но явно нецензурное. В нём, видимо, опять вскипел бойцовский дух.

        Французская  полиция  на  поверку  оказалась  похожей на отечественную милицию  -  за пятьдесят баксов оставила нас в покое (и это при  том,  что  ни Ваня, ни я абсолютно не говорили по-французски).

        - Мент - он и в Париже - Мент, - философски заметил Иванушка и зевнул.

Дело  принимало  серьезный  оборот. Он был готов улечься спать прямо здесь, на вымытом  асфальте.  Доплелись мы кое-как до дороги, и я остановил такси. Шофёр снисходительно  наблюдал,  как  мы  загружались.  Так,  и  как с ним прикажете объясняться? Я учил английскийю. Значит - знакомая со школы фраза:

        - Ду ю спик Инглиш? - На что таксист ответил:

        - Обижаешь.

 

                                    * * *

 

        Мы подружились. А потом была Ванькина сестра - Мими, потом еще кто-то, и еще; комнатка на верхнем этаже просторного особняка и ощущение покоя. Однако длилось это не долго...

 

                                    * * *

                                    * * *

                                    * * *

 

        Годовщину  жизни  в  Париже я решил отметить путешествием. В Индию. На две недели.

        Идиот.

 

                                    * * *

 

        Я погрузился в карту полёта: Эйр Франс, так... Боинг 747, обязательно,

самый безопасный в мире... ну, об этом ещё можно поспорить… Я поднял глаза  на  монитор:  по-английски  стюардесса расхваливала город Анкару - нашу первую посадку на пути.

 

                                    * * *

 

        …Шел  третий  час  полёта.  По  моим подсчетам мы находились где-то над территорией  Пакистана. В иллюминаторе под крылом расстилалась сплошная пелена белых  облаков,  уходящая  дымчатыми дюнами снежной пустыни прямо к заходящему солнцу.

        Откинувшись  в  удобном  кресле,  я  сквозь полузакрытые веки наблюдал открывавшийся   вид   на  сонное  царство.  Большинство  людей мирно дремало в наушниках  или  без оных; стюардесса проходила чрез салоны, предлагая какую-то снедь;  группка  загорелых мужчин сосредоточенна смотрела на экран "Ноутбука", над  которым  колдовал  их  друг. Я продолжал блуждать взглядом по салону, как вдруг   услышал   произнесенное  вполголоса  русское  ругательство.  Это  меня заинтересовало.  Четверо  о  чём-то  оживленно  зашептались.  И  тут  началось действие.

        Один  извлек  из  потайного  отделения  кейса  два маленьких пистолета

"Танфольо-бэйби", поделился с напарником и, вскочив с места и схватив  за  шею стюардессу, приставил к  её  виску  ствол.  С  плеском  полетели  на  ковровое покрытие  пластиковые  стаканчики  апельсинового  сока,   заливая    окружающих блестящими искрами фруктовых брызг. Как в замедленном  кино  Джона  Ву  второй террорист выскочил на проход и направил дуло пистолета на просыпающихся людей, а третий  побежал  в  кабину  пилотов.  Про  себя  я  отметил  профессионализм нападающих. Чувствовалась школа.

        Я  грустно усмехнулся. "Везет мне на эти дела!" Посмотрел на пистолет у молящих  о  помощи глаз стюардессы. В голове отчётливо прозвучал вопрос: "Что, опять???" Опять.

        Опять...

        Итак,  диспозиция:  один  -  первый  -  держит  стюардессу,  второй  - выцеливает   салон,  третий  -  у  пилотов,  последний  -  за  компьютером,  у иллюминатора  -  это  важно. Террорист что-то сказал стюардессе и она перевела просыпающимся  людям:  "Пристегнуть  ремни." Умно. Из кабины пилотов высунулся третий, и  спокойным  голосом  сказал: "Действуй". И тогда совершил прямо-таки немыслимую вещь - протянул руку и выстрелил. Пуля пролетела через весь салон и вышибла  иллюминатор.  Самолет  резко  тряхнуло, он начал крениться на правое крыло   и   терять   высоту.   От  неожиданного  сотрясения  парень,  держащий стюардессу,   потерял   равновесие   и,  чтобы  не  упасть,  взмахнул  руками. Перепуганная  девушка  выпала  из  его объятий и упала на пол. Эту возможность упускать  было нельзя. Вскочив с кресла, я левой рукой схватил его правую ниже запястья,  правой  в  противоположном  направлении  выкрутил рывком пистолет и, ударив  первого  в  висок,  выстрелил  в  так  и  не  успевшего  ничего понять "второго".  И  в  высунувшегося  из  кабины  третьего.  И  в самого молодого - четвёртого.

        Все.

        А  я  уж грешным делом надеялся, что никогда не почувствую вкус липкой чужой  крови.  Никогда  не будет мерзкая жаба чужой смерти душить мою совесть.

Никогда...

        Я   бросился   в  кабину,  позвав  на  ходу  стюардессу.  Ошалелая  от

пережитого, она двинулась за мной.

        Пилоты   отчаянно  пытались  выровнять  самолет.  Делали  они  это  на удивление  без  обычных  эмоций, сосредоточенно вглядываясь в индикаторы сотен приборов.

        Преодолевая крики, доносящиеся из слона, я спросил:

        - Мы сядем тут?

        Не отрывая глаз от лампочек, пилот кивнул головой.

        Я продолжал допрос.

        -  Где  это  будет?  -  На что получил ответ, хуже которого могло быть

только известие о заевшем шасси:

        - Афганистан, Кандагар.

                                    * * *

 

        Афган...  Как  много  в  этом  слове для сердца русского слилось... Я,

скрипнув зубами, вывел за собой стюардессу и на пальцах объяснил ей, чтобы она успокоила  людей,  усадила  их на места, оказала первую помощь трем бьющимся в истерике  и  одной упавшей в обморок женщинам. А сам  тем временем  по лежащим телам  поверженных  террористов  перешел  к компьютеру. Их компьютеру. Откинув мешающие руки уже похолодевшего трупа, я взял Notebook и прошел с ним к своему

месту.  Огляделся  -  на меня смотрело добрых девять десятых салона. Пятьдесят седьмой пассажир, @#!$%.

        В  компьютере  я  первым  делом  прочитал письмо, пришедшее при помощи болтающегося тут же на проводе сотового К моему удивлению, оно было на русском языке:  "Полковник  попал  в  мышеловку.  Любыми средствами посадить самолёт в Кандагаре. Освободить. Главком"

        Наш   самолёт  пошел  на  посадку,  а  я  все  еще  пытался  осмыслить

прочитанное.  Сквозь  утихающий  рёв  турбин  постепенно  тормозящего самолёта слышались сирены приближающихся автомобилей.

 

                                    * * *

 

        Нас  -  пассажиров  -  собрали  в  душном зале аэропорта. Повсюду были вооруженные люди с автоматами, промелькнул даже знакомый контур РГД-7.

        Экипаж  и  стюардесс  увели  отдельно. А вот вокруг меня было какое-то отчуждение,  со  всех  сторон  смотрели  с ужасом, как на прокаженного. Вскоре вышла  спасённая  мной  девушка и показала на меня. Я мысленно выругался. Меня осветили  фонариками  и поманили пальцем. Подошел. Обыскали. Вытащив у меня из кармана  паспорт, купленный по случаю не более полутора лет назад в Москве, их главарь  посмотрел  на  меня,  потом на громадного двуглавого орла на обложке, затем  опять  на  меня  и  улыбнулся улыбкой, от которой мне опять стало не по себе.

        - Рюсски? Мало вам???

        Заломав в тот же миг мне руки за спину, двое дюжих бородатых охранника повели  меня  вглубь  строения, сопровождаемые ещё парой афганцев с автоматами наизготовку. И что за судьба у меня такая?..

        Сил идти полусогнутым уже не было, однако вырваться я пока не пытался.

 

                                    * * *

        А  потом  был  странный  полусон. Я ещё некоторое время ковылял сам, а сопровождающие  меня  только поддерживали. Помню джип, бородатые лица, зелёные ленты, Калаши... Помню, кидало меня по днищу машины, долго везли куда-то, была безлунная  ночь  и  наш  джип пытался убежать далеко-далеко в горы от никак не отпускающей его Большой Медведицы.

 

                                    * * *

 

        Я проснулся на рассвете от ощущения холода. Открыв глаза, я понял, что лежу  на  каменном  полу,  и  что  руки  у меня за спиной скованы наручниками.

Опять... Удар прикладом по черепу дорого стоит. И где я?

        - В морге, - ответил Голос.

        Видимо,  я  произнес  последние  слова  вслух.  Оценив  на ходу знание рассказов  Шукшина,  я повернулся и увидел сидящего у стены Человека, которому принадлежал Голос. Лицо его, к сожалению, украшало несколько ссадин и синяков, вокруг  носа  и  глаз  расплылись  фиолетовые  пятна, так называемые "очки". Я кое-как (нарочно медленно) приподнялся и уселся на полу. Голос изрек Вопрос:         - Как тебя зовут?

        - У меня нет имени, - ответил я.

        - Как ты сюда попал?

        - Через дверь. а тебя как зовут?

        - Петр Михайлович. Фамилию вот забыл.

        (Понятно, Безопасность. "...Полковник попал в мышеловку...")...

        - Домой хочешь? - спросил он.

        -  Ага.  Ща  поедем.  Ща  починим и поедем, - скептически ответил я на риторический вопрос.

        - Ну как хочешь.

        В  карцере  раздались  шаги.  Появился  заросший до бровей афганец, и, оскалившись,  что-то  сказал моему сокамернику. Тот спокойно ответил на том же языке.  Охранник  дернулся  и  застегнул  пуговицы на штанах, а потом, стукнув кулаком  по отделяющей его от нас решетке, плюнул, хотел что-то сказать, да не нашлось слов, вторично плюнул, развернулся и ушел.

        - Что он хотел?

        -  Он  сказал,  что  через  три  часа нас прилюдно забивают камнями, а

плёнку с записью этого перешлют крупнейшим российским каналам. Ну а я...

        - Мы сейчас находимся к Юго-Западу от Кандагара, так? - перебил я его, припоминая преследовавших меня всю ночную дорогу Медведиц.

        - Ага, - разведчик посмотрел на меня с долей некоторого любопытства.

        - Тогда сейчас вылазим, перебиваем охрану и сматываемся отсюда.

        -  Ура,  наконец-то  у  меня  есть  план!  -  обрадованно заключил мой

сокамерник. - Дело за малым.

        - Действительно, за малым!

        Я  вскочил  на  ноги и начал двигать плечами, разминая их. Потом резко накинул  наручники  за  спиной на задницу, сел на пол и практически без усилия вынул  из  кольца собственных рук ноги. Наручники оказались впереди. Интерес в глазах у разведчика возрос.

 

                                    * * *

 

     Наш  охранник  лениво  потягивался  в  кресле.  Отключив  рацию, он думал подремать часок-другой до "мероприятия", однако не успел он сомкнуть веки, как раздался истошный вопль. Охранник подскочил вверх и рефлекторно снял автомат с предохранителя. Крик  перешел  в  хрип.  Охранник  в  секунду  оказался  перед решеткой. А за ней происходило что-то страшное. По  полу,  отчаянно  матерясь, катался первый заключенный, а второй - новоприбывший - которого капитан Максуд приказал стеречь как зеницу  ока  -  висел  под  потолком  на  поясном  ремне, впившемся в шею, и дёргался в конвульсиях.  Охранник  заметался,  потянулся  к рации, вспомнил, что она осталась на столе, потом, взяв под мышки  Калашников,

начал возиться с замком. Открыв, он  забежал  в  камеру.  Потом  об  этом  он, наверное, пожалел бы. Если бы смог.

     Он сделал шаг вперёд, намереваясь приподнять меня в петле, однако получил за свои благие намеренья страшный удар ногой в лицо. Отлетев, он даже не успел выстрелить.  Выпрыгнувший  вверх  разведчик  в  воздухе провёл наручники из-за спины  под  туловищем вперёд и двумя пальцами правой руки вырвал кусок мяса из его  горла.  Захлебываясь кровью, охранник упал на пол и затих. Я высвободился из  бутафорской петли и тоже оказался внизу. Я опять начал извиваться на полу, пытаясь вторично вернуть руки в переднее положение, как увидел направленное на

меня   дуло  автомата.  За  ним  был  взгляд  моего  сокамерника.  Я,  лёжа  в непрезентабельной  позе,  молчал  и  смотрел  прямо  на  него. Тот постоял ещё секунды две, после чего чуть опустил автомат и сказал:

     - А у тебя смелые глаза.

     На что получил нецензурный ответ.

     - Ты не профессионал. - констатировал разведчик.

     Я  послал  его  еще  дальше.  Разведчик же лишь скомандовал: "Пошли", - и бросил в мою сторону изъятую у охранника связку ключей.

 

                                    * * *

 

     Час  от  часу  не  легче.  Открыв  дверь,  мы увидели спину дремавшего за подобием  стола  второго  боевика.  Но  для  моего  спутника это, по-видимому, проблемы  не  составляло. АБСОЛЮТНО бесшумно подобравшись издали, чекист ткнул его пальцем в позвоночник. Охранник моментально обмяк и беспомощно переехал под стол.  Я  же взял лежащий около него АКС-74-У с почему-то деревянным прикладом (наверное - афганская модель), а потом улыбнулся:

     - Теперь у меня есть автомат.

     Мой "напарник" шутку не понял, а только посмотрел на меня как на идиота:

     - Учись контролировать эмоции.

     Отвечать ему я не стал. И чему их там только учат?..

 

                                    * * *

 

     Светало.  По  двору  нашей  тюрьмы  проехал джип, остановился у одного из входов, и солдаты начали выгружать из него длинные деревянные ящики.

     - Ты кто по званию-то? - явно в самый подходящий момент спросил я.

     - Полковник, - через плечо бросил чекист.

     - Уау! А где работаешь?

     -  Государственная  тайна,  но  тебе  скажу.  Специальный  Альтернативный Многофункциональный Департамент Управления Разведки Аналитического Корпуса.

     - Сам такой, - после короткой паузы ответил я. Солдаты разгружали ящики с превеликой  осторожностью совершенно зря. Только они сложили их у самых ворот, как  Полковник  выстрелил. По этим самым ящикам. Пиротехник твою за ногу. Хоть бы  предупредил,  что ли.  В  общем,  взрывом разнесло весь хренов санаторий и полдвора  с  солдатами  и  джипом.  Шуму было... Не успели все осколки и куски попадать  на  землю, как разведчик уже куда-то побежал, предварительно вскинув правую руку вверх и изобразив какую-то фигуру пальцами. Я понял это как приказ

следовать  за  ним  и  кинулся следом. Он заскочил в местами уцелевший гараж и впрыгнул  в  стоящий  там  шедевр  автомобилестроения  -  допотопный "Уиллис".

Когда-то  сей  УАЗик, наверное, имел вполне презентабельный вид, но теперь был похож на лысого стареющего боксера.

     Полковник заметил меня и раздраженно рявкнул:

     - Я же приказал сидеть на месте и прикрывать меня.

     - Когда? - вполне искренне удивился я.

     - Любители на... - проворчал разведчик, заводя машину.

 

                                    * * *

 

     Мы  ехали,  ехали,  ехали.  Пустыня,  пустыня,  пустыня...  Как полковник

провёз  нас  через  Пакистанскую  границу  я не знаю, но выехали мы где-то под городом Чаман, а проехав еще несколько километров оказались в Кветте – большом шумном  городе,  будто  бы  сошедшим со страниц детского эротического триллера "Тысяча   и  один  раз  с  Шахерезадой".  Центр  города,  правда,  там  вполне европейский. Остановившись, полковник посмотрел на меня и сказал:

     - Всё, теперь уходи.

     - И всё?

     - И всё.

     Я  вышел  из  машины и, не оглядываясь, пошел к базару. А полковник завёл "Уиллис"  и  поехал в другую сторону. Это было более чем странно. Не могли они

меня вот так просто отпустить. Не могли.

     А  вот  положение  у  меня,  надо сказать, и без того плоховато. Чтобы не

сказать  хуже. Ни денег, ни документов, да еще и есть хочется. И пить. Азия...

Поэтому я и направил свои стопы на рынок.

 

                                    * * *

 

     Двух украденных бананов мне хватило, чтобы подкрепиться и не упасть прямо на рынке, не более.

     Эх,  не  могли  они меня так просто отпустить. Приметив за собой хвост, я свернул  в  какой-то глухой дворик. Следом за мной прошли еще четыре фигуры. Я остановился, будто бы нерешительно оглядывая с немым "Где я?"

     Ребята  сзади  явно времени не теряли. Тихо подойдя вплотную ко мне, один попытался  накинуть  мне  на  шею  удавку,  но  петля захватила только воздух, который  в  тот же миг перехватил мощный удар в солнечное сплетение. Произведя его, я тут же кувыркнулся назад, едва успев уйти от захвата за руки ещё двумя. Вновь  оказавшись  на  двух ногах, я сделал обманное движение, а затем прыгнул влево  и  с  разворота  правой  ногой  ударил  по  затылку  ближайшего ко мне. Уворачиваясь  от  прямого  выпада  ногой  четвертого  я  ещё  раз подпрыгнул и впечатал пяткой его нижнюю челюсть в верхнюю. Оставаясь невредимым до сих пор, третий  сверкнул  ножом и мастерски исполнил прямое туше в область моей груди. Однако  я,  успев  перехватить  вооруженную  руку  левой,  правой  в  обратном направлении  кулаком  ударил  ему  по  горлу.  Толкая  руками  на целого (ещё) второго,  я  прыгнул  ногой  в  живот этому "мешку". Второй упал, придавленный такой  тяжестью, и сильно стукнувшись головой об каменный пол дворика, потерял сознание.

     Быстро  оглядевшись,  я  приметил  заходящую  в дворик тень. Но фигура не достала оружия, а подняла руки и начала аплодировать. Выйдя на свет, Полковник - а это был он - широко улыбнулся:

     - А ты ещё и вор, Рембо.

     - Чего?

     - Зачем бананы украл, боец?

     Следили, значит. Однако Разведчик не настаивал и мирно поманил меня рукой.

(Давненько  меня  с Рембо не сравнивали.) Обходя поверженные тела, я пошел ему навстречу.

 

                                    * * *

 

     Мы   протискивались  через  ряды  торговок,  наперебой  предлагавших  нам различные  восточные  вещи.  На  пути  попалась совсем юная пакистанка, быстро прильнув  к  полковнику,  она  что-то  сказала  ему  на ухо. Он ответил резко, запоздало  отстраняя  её  руками. Их руки несколько раз ещё встретились, после чего красавица отстала и заперлась в толпе.

     - Что она хотела? - спросил я.

     Полковник улыбнулся и запел:

                Я тебе, - она сказала - Вася,

                Дорогое самое отдам...

     Я подхватил знакомую с юношества песню:

                Я сказал - за сто рублей согласен,

                Если больше - с другом пополам.

     Толпа испуганно расступилась, глядя на двух бесшабашных людей, горланящих в исламской стране чуждую их уху песню. А мы продолжали наяривать:

                Женщины - как очень злые кони

                На дыбы, закусит удила.

                Может, я чего-нибудь не понял,

                Но она обиделась, ушла.

                         А через месяц улеглись волненья,

                         Через месяц вновь пришла она.

                         У меня такое ощущенье,

                         Что её устроила цена.

 

                                    * * *

 

     А  потом  пришла  пора  действовать.  Я  не  мог,  правда,  понять, зачем

полковник  меня  потащил  с  собой сейчас. Он предложил мне жить с ним, обещал вывезти с территории Пакистана. И я согласился. Так и пошло наше путешествие - Кветта  -  Болонский перевал - Сиби - Джейкобабад и так далее. В каждом городе Разведчик  исчезал  на  час-другой,  оставляя  меня  в каком-нибудь кафе, а по истечению времени приходил с карманами, полными денег. Где он их брал - ума не приложу.  Однажды, когда к нам прицепилась местная полиция, он сразу достал из кармана  два паспорта - свой и, к моему удивлению, мой. Разглядывая попозже эти документы,  я  особенно поразился фотографии. Она была НАСТОЯЩЕЙ, правда я её не помнил. С тех пор, как у меня была пластическая операция, я очень следил за всеми  своими  снимками.  На  мой  вопрос, откуда фото, Полковник лишь покачал головой, как взрослый при очередном глупом вопросе ребёнка.

 

                                    * * *

 

     Индия.  Мы  с  полковником  шли  в центре города Дели. Каждую секунду нас кто-то  задевал  плечом,  рукой  или  еще чем-то, развевались индийские одежды разодетых  женщин,  проплывали  застегнутые  до самой верхней пуговицы сюртуки мужчин,  тут  же бегали по головам расположившихся прямо на улице заклинателей змей босоногие замызганные дети, а неподалёку громко галдела разноязыкая толпа

туристов.  Задев  меня  по  лицу покрывалом, мимо прошла молодая женщина. Было что-то неуловимо знакомое в её горделивой осанке.

     Очутившись  в  маленьком  кафе  и  заказав  по чашке кофе, полковник безо всякого перехода спросил:

     - Какой у тебя уровень спецподготовки?

     - Чего? - подавился я.

     -  Не  строй  из себя ангела. Ты обезвредил четырёх вооруженных человек в самолёте, не говоря уже о тех, в Кветте.

     -  Я жил в бандитском районе, - спокойно отхлёбывая кофе ответил я. Тогда полковник продолжил допрос:

     - Того имени, под которым ты был в самолёте не существовало даже два года назад.  Мы проверяли (я решил не уточнять кто - мы). Ты прилетел в Париж год и три недели назад из Москвы, так?

     - Не помню, давно было...

     - Ладно. Твоего имени нет ни в одном списке.

     - Что за списки? - я поднял брови.

     - Сам знаешь. Я не говорю о лице - его легко поменять.

     (Согласен, легко. Но очень неприятно и страшно). Полковник продолжал:

     - Мы проверяли твои отпечатки пальцев (когда он успел?) И знаешь, что нам выдал компьютер?

     - Нет, - соврал я.

     - Король Войтыла. Ныне - Иоанн Павел Второй. Папа Римский.

     И  тут  я  расхохотался.  Да  так, что на меня недоумённо покосились даже привыкшие  к  выходцам из Совка повар с официантами. Дело в том, что с помощью экспериментальных лазерных технологий и гормональных препаратов некому доктору удалось добиться поистине фантастических результатов.

     Обрывая  смех на середине, я слегка стукнул ложечкой по чашке с кофе, а в тот  же  миг,  увидев, что глаза разведчика скосились в сторону звука, воткнул два  пальца  правой  ему  в  шею.  Вырывая оттуда пульсирующий кусок кровавого горла,  я сунул другу руку ему за пазуху и вытащил давно подмеченный пистолет.

И  вовремя!  Не  успел  я  передёрнуть  затвор  (причём оттуда вылетел заранее досланый  патрон),  как сидевший невдалеке невзрачный серенький мужчина сорвал газету,   камуфлировавшую   не   что-нибудь,   а   "Хеклер-и-Кох"   МП5А3,   и натренированным движением вскинул это страшное оружие.

     Я выстрелил.

     Раньше.

Не  обращая  внимания  на  крики,  я  бросился  к  выходу,  пряча пистолет под футболку.  Вот ты их и сделал, Буч. Вклиниваясь в разноцветную толпу женщин, я начал  довольно  не по-джентельменски расчищать себе дорогу. Её мне преградила какая-то   тень   одной из них. Под паранджой сверкнули знакомые глаза. Fuck! -

...Я тебе - она сказал - Вася... - в тот же момент я ощутил предательский укол в  левую  ногу. Последнее, что я помнил, это был надменный женский взгляд. Уже теряя сознание, я резко достал пистолет и выстрелил.

 

                                    * * *

 

     -  Fuck!  Fuck!  Fuck!  Fuck!  - Я очнулся от страшной боли во всём теле.

Попробовал  пошевелить  рукой,  но  почувствовал  резь  в ней. Открыв глаза, я обнаружил, что сижу примотанный стальными струнами к массивному креслу. Причём голый сижу, до стыдной наготы.

     Передо  мной была пустая голая комната, довольно хорошо освещенная. Голый серый потолок, голая серая стена, прямо и по бокам - ни дверей, ни окон, голый пол  с  желобом,  протянувшимся  от моего кресла до какой-то решётки в полу, а чуть  правее,  так,  что  нужно  скосить глаза, длинный стол, покрытый грязным брезентом.  Один  угол  его  будто  бы случайно был отогнут и виднелись клещи, иглы,  коловороты,  зажимы,  тиски, ножи и прочие железки. Я сглотнул невольно набежавшую  слюну.  Эта  камера  пыток  была способна свести с ума одним своим видом... свести с ума одним своим видом... Одним своим видом. Видом - камера - с  ума. Видом! Эта камера не только прямых, так сказать, физических пыток. Это -  ещё  и  психологическая.  Рассчитана на человека со слабой или неустойчивой

психикой. А не как у меня. Один только отогнутый угол заляпанного брезента – и всё  сразу стало на свои места. Ветра тут нет - следовательно отогнуть его мог только  тот,  кто  эти  инструменты  застилал.  И расположил  стол так, чтобы снедаемый  смертельным  (в  прямом смысле слова) страхом человек до боли косил глаза,  пытаясь  высмотреть что-то. И не полностью открыть всё, и не полностью спрятать,  дав  только  повод  и  почву фантазии. Переусердствовали. И голый я, опять же. И струны эти... Струны... впивающиеся до крови... Крови...

     Сзади заскрежетала замком дверь.

Именно  сзади,  чтобы  ещё  помучаться. И идти долго будет. Наверняка. Значит, время у меня ещё есть. Немного, но есть.

     Струны  впиваются  до крови. Они режут плоть. (Я мысленно перекрестился.)

Отвёл  голову  до  упора  влево. (Сзади что-то звякнуло, но мне было уже не до этих... психологов.) Спаси Господи мою душу!..

     Я  резко  мотнул  головой вперёд-вправо. Так, что струна, перехватывавшая мою  шею,  врезалась  мне  прямо  в  горло.  До  кости. Моментально нарушилось кровоснабжение  мозга.  Моего мозга. Голова беспомощно повисла, своей тяжестью ещё более увеличивая порез.

     А  человек  все  шел  и  шел.  Он  думал,  что  тем  самым он увеличивает мучительные  минуты ожидания пытки, а на самом деле с каждой секундой шансы на моё оживление улетучивались. Пока не испарились совсем.

 

                                    * * *

 

     Я  взлетел  над  креслом  и с удивлением огляделся. Что со мной? Я сижу в кресле,  голова беспомощно обвисла, на теле - яркие полосы струящейся крови. А сзади  к  креслу  приближается  человек, одетый во все чёрное, поверх которого наброшен  рыжий кожаный фартук. (М-да... - подумал я, паря в невесомости.) Вот человек  приблизился  ко  мне  сзади,  обошел кресло и... Ну и дурацкая у тебя сейчас  морда, Торквемада хренов! Он приподнял мою голову, бросил, тихонько (и я ручаюсь - испуганно) выругался. Он явно был профессионалом. Причём какого-то уездного  образования,  судя  по  декорациям.  Видимо, неудавшийся театральный

актер, мстящий человечеству за свою бездарность.

 

                                    * * *

 

     Прошло  немного  времени.  Я всё ждал чего-то, однако мир оставался таким же,  как  и  раньше,  только  я стал абсолютно невесомым, невидимым даже себе, незаметным  никаким  земным  силам. У меня было ощущение, будто я - это только моя Мысль, моё Воображение.

     Я  видел  своё тело, залитое кровью. Своё, так и не ставшее родным, лицо, свои  руки  с  чужими  отпечатками  пальцев. И что меня вынудило так поступить сейчас, а не два с половиной года назад?

     Самоубийца! Самоубийца. Самоубийца...

 

                                    * * *

 

     Небольшой конференц-зал. Во главе длинного стола сидит невзрачный человек, сурово оглядывающий трех вытянувшихся в струнку таких же серых на вид людей.

     Начальник повысил голос:

     -  И  как прикажете это понимать? Вам в руки САМ попал человек, а вы даже не  смогли  выяснить,  кто  он.  Я  не  говорю  уже о гибели ответственного за операцию  полковника  Александрова,  по инициативе которого, кстати... А майор Платонов,  а майор Жукова? А ещё восемь сотрудников? Как Александров, которого учили рукопашным схваткам лучшие инструктора и двадцать лет безупречной службы смог  погибнуть от одного удара этого... А Платонов! Пистолет-пулемёт проиграл

долбаному  пистолету.  А  эта  героиня Жукова? На этот самый пистолет вылезла. Такую  фамилию...  Товарищ  генерал,  а  вы  что  скажете  по  этому поводу? - обратился  Главный  к невысокому лысеющему мужчине средних лет. Тот сглотнул и открыл  папку.  А  потом  сразу закрыл. Потому что говорить было нечего. Я был соринкой,  неизвестно  как  случайно попавшей в отлаженный механизм ИХ работы. Соринка  заметалась,  закружилась, да и раздавилась на шестерёнках, обломав им несколько  зубчиков.  А  ИМ  -  часовщикам  ИХ  устройства  - так и не удалось

определить  происхождение  пылинки.  Слишком  простой  она  казалась  на вид и слишком сложной оказалась внутри. Способной идти на любые жертвы, только бы не ударить в грязь лицом. Перед ними. Перед кем бы там ни было. Перед самим собой в конце концов.

 

                                    * * *

 

     Я  подумал, что меня ждёт - Ад или Рай? И в этот момент я увидел всю свою жизнь  как  на  плёнке.  Там  было и плохое, и хорошее. И кто знает, чего было больше. Тот, кто знает, скажет мне об этом уже скоро. Очень скоро.

     Прямо  передо  мной  зародился  Свет. Он расширялся и расширялся, пока не превратился в широкую световую трубу.

     И я знал, что мне туда.

     Иначе не бывает.

     И что ждёт меня там - не известно никому из оставшихся здесь.

     Иначе не бывает.

И  я нырнул в Свет. И, как в жизни, несмотря ни на что, я продолжал Надеяться.

Надежда - это то, чего нельзя отнять у человека. Настоящего человека. Никогда.

     Иначе не бывает.